Начавшийся в первой половине ХIХ века в условиях господства феодально-крепостнической системы переход от ручного труда к машинному представлял собой один из наиболее сложных этапов в истории отечественной экономики и предпринимательства.
В России противоречия между капитализмом и феодализмом в промышленности проявлялись значительно сильнее, чем в сельском хозяйстве – крупное производство в форме мануфактуры не отвечало новым потребностям времени.
Крепостной труд делал невыгодным применение машин и тем самым не только тормозил развитие индустрии, но и затруднял внедрение в неё зарубежной техники и передовой технологии, а также привлечение промышленных инвестиций и иностранных предпринимателей. Промышленный переворот в России, как и в Англии, начался с текстильной промышленности. Мануфактуры становились современными фабриками, основанными на применении машин.
Наиболее активно процесс формирования капиталистического способа производства происходил в текстильной промышленности. Российская текстильная промышленность эффективно осваивала передовые европейские промышленные и научно-технические достижения при участии иностранных предпринимателей. Так, немецкий подданный Оссовский, владелец «образцовой» столичной Александровской текстильной мануфактуры, в 1805 году стал применять в хлопчатобумажном производстве паровой двигатель. В 1809 году на этой мануфактуре были установлены английские прядильные машины. При фабрике был создан цех по производству картона. Оссовский, будучи страстным картежником, наладил в нем производство игральных карт. Изготовляемая продукция отличалась высоким качеством, и игральные карты на многие десятилетия стали экспортным товаром России. По примеру Александровской мануфактуры машины начали внедряться на многих других текстильных предприятиях.
К 1812 году только в Москве существовало уже 11 бумагопрядильных фабрик с 780 прядильными машинами. В их число входили ситценабивные фабрики, принадлежавшие иностранцам, главным образом немцам и французам (Лютшу, Битенажу, Остериду, Веберу и др.) Пожар 1812 г., уничтоживший почти всю Москву, и разрушение московского промышленного района сместили центр предпринимательской активности в провинцию – Кострому, Иваново, Владимир, получившие искусных мастеров из «белокаменной».
От этого «удара» Москва оправилась нескоро. Лишь с конца 1820-х годов началось медленное возрождение текстильной промышленности в Москве. Этому способствовали, во-первых, введение (в 1822 г.) протекционистского таможенного тарифа, приведшее к увеличению пошлины на ввозимые из-за границы готовые мануфактурные изделия, а во-вторых – значительное удешевление импортной хлопковой пряжи вследствие технического совершенствования производства на английских фабриках, что, в свою очередь, было вызвано промышленными кризисами в Англии в 1820-1840-х гг. К 1850-м гг. по числу бумагопрядильных веретен (1100 тыс.)
Россия вышла на пятое место в мире, обогнав Германию и уступая Англии, Франции, США и Австрии. Таким образом, уже на первом этапе промышленного переворота в хлопчатобумажном производстве Россия освободилась от импорта английской пряжи и перешла на американский и частично среднеазиатский хлопок, что повлекло за собой удешевление производства. Быстрыми темпами увеличивался ввоз из Англии усовершенствованных инструментов, оборудования и машин для оснащения русских текстильных фабрик.
Если в 1815-1816 годах было ввезено машин и оборудования всего на 83 тысячи рублей ассигнациями, то в 1850 году – на 2 685 тысяч рублей кредитных (около 8 397 тысяч рублей ассигнациями). Резкий скачок поставок оборудования к началу 50-х годов был обусловлен тем, что в 1842 году в Англии был отменен запрет на вывоз прядильных и ткацких машин.
Это обстоятельство наряду с таможенной политикой государство привело в 1830-1850-е гг. к снижению цен на 70%, что еще более укрепило позиции хлопчатобумажной отрасли, позволило ей составить мощную конкуренцию другим текстильным отраслям и выйти на первое место. Остальные отрасли текстильной промышленности в разной степени оказались готовыми к восприятию технического прогресса, что было связано с особенностями используемого сырья, применяемыми технологиями и, главное, исторически сложившимися типами предприятий. К середине ХIХ века отечественное прядильное и ситцепечатное производство в преобладающей своей части велось с использованием привозимых из-за границы машин. Благодаря этому хлопчатобумажные ткани стали самым дешевым материалом для пошива одежды. При этом чем беднее было население, тем больше среди него был спрос на хлопчатобумажные изделия.
Хлопчатобумажное производство при участии зарубежных предпринимателей и специалистов за первую половину ХIХ века выросло в 50 раз, и Россия, полностью обеспечив себя хлопчатобумажными тканями, начала их экспорт в страны Азии. В русской промышленности того времени действовали три типа мануфактур: крепостная (вотчинная), посессионная и вольнонаемная, которые назывались либо фабриками (в легкой и пищевой отраслях), либо заводами (в горнодобывающей отрасли и металлургии). Вотчинная мануфактура создавалась в помещичьих имениях и обслуживалась трудом крепостных крестьян.
Посессионные мануфактуры принадлежали частным лицам либо казне, а трудились на них или навсегда причисленные к заводам и фабрикам казенные крестьяне, или приписанные (с выплатой компенсации прежним владельцам) беглые и бродяги, или купленные с разрешения правительства крепостные крестьяне. Все они считались принадлежащими самой мануфактуре, а не ее владельцу, и не могли быть проданными отдельно от нее. Вольнонаемные мануфактуры создавались предпринимателями – выходцами из купцов и «капиталистых» мужиков, и там использовался труд наемных рабочих – как правило, крестьян-отходников и лично свободных мещан (горожан). Основанные на подневольном труде вотчинные и посессионные мануфактуры преобладали в старых отраслях – металлургии, суконном, полотняном и парусном производствах; вольнонаемные мануфактуры – в быстро развивающихся новых – хлопчатобумажной (прядильной и ткацкой), шелковой, кожевенной, свеклосахарной отраслях.
Производительность свободного труда была намного выше по сравнению с крепостным трудом, в чем постепенно убеждались и владельцы посессионных заводов и фабрик. В 1847 г. они получили разрешение отпускать посессионных крестьян на волю, чтобы заменить их вольнонаемными работниками. Возрастание доли вольнонаемного труда в русской промышленности (в 1804 г. работали по найму 48% всех фабричных и заводских рабочих, в 1825 г. – 54, в 1956 г. – 87%) было одним из основных проявлений ее развития по пути капитализма. Другое проявление развития капитализма в России – начало промышленного переворота, состоявшего в переходе от мануфактуры, основанной преимущественно на ручном труде, к фабрике, базировавшейся на машинной технике (использовании паровых двигателей и станков). Применение паровых машин радикально изменило энергетическую базу производства: за 1831-1860 гг. мощность паровых машин в промышленности увеличилась в 13 раз.
Начальная фаза промышленного переворота происходила за счет импорта машин. Если за 1831-1840 гг. стоимость ввоза машин составила 4,1 млн руб. серебром, то за 1851-1860 гг. – уже 48 млн руб. Постепенно стало развиваться и отечественное машиностроение. Появляется первые машиностроительные заводы: Александровский – в Петербурге, Сормовский – в Нижнем Новгороде и др. Основной их продукцией были паровые машины и котлы для оснащения новых крупных фабрик и паровых судов. В целом промышленный переворот завершился уже в рамках следующего пореформенного периода в 70-80-е гг. ХIХ в. Одним из признаков промышленного переворота был рост числа промышленных предприятий и количества занятых на них рабочих.
Если в 1804 г. в России было свыше 2400 мануфактур с общим числом рабочих более 95 тыс., в 1825 г. – соответственно 5260 и 210 тыс., то в 1856 г. насчитывалось уже 11 560 предприятий, на которых были заняты почти 519 тыс. рабочих. Таким образом, за 50 лет общее число предприятий увеличилось в пять, а количество рабочих – более чем в пять раз, а производительность труда увеличилась за 1804-1863 годы почти в пять раз. В 40-х гг. XIX в. началось вытеснение из крупной промышленности мануфактур, основанных на подневольном труде, обусловленное тем, что, вопервых, такие мануфактуры по производительности труда и себестоимости продукции не могли конкурировать с вольнонаемной частнокапиталистической мануфактурой. Во-вторых, в 1830-1840-е гг. началось широкое внедрение в производство (в первую очередь в новых отраслях и на частнокапиталистических предприятиях) паровых машин и разнообразных технических усовершенствований.
Эксплуатация же нового оборудования с применением подневольного труда оказывалась менее выгодной, чем его использование на вольнонаемных предприятиях. К тому же владельцы вотчинных мануфактур зачастую не имели средств для внедрения технических новшеств. В результате крепостнические мануфактуры приходили в упадок и вытеснялись более конкурентоспособными капиталистическими. Особенно заметными преимущества частнокапиталистической мануфактуры оказались в хлопчатобумажной промышленности. При одинаковой технической вооруженности производительность вольнонаемных рабочих здесь была в три раза выше, чем крепостных.
Будучи новой отраслью, хлопчатобумажное производство изначально создавалось преимущественно на основе наемного труда: уже в 1825 г. 95% рабочих здесь были вольнонаемными. Промышленный переворот, начавшийся в хлопчатобумажной промышленности, затем распространился и на другие отрасли. Уже на первом его этапе появились предприятия, ставшие пионерами отечественного машиностроения, – санкт-петербургские литейные заводы (завод Берда и Александровский казенный завод), выпускавшие пароходы, паровозы, паровые машины, вагоны, промышленное оборудование.
В Санкт-Петербурге были также основаны Невский машиностроительный завод, завод Нобеля «Русский дизель» и др. В 1830-1850-е гг. были построены машиностроительные заводы в Москве, Екатеринбурге, Риге, в 1849 г. – Сормовский завод в Нижнем Новгороде. К 1860 г. в России было уже около 100 машиностроительных заводов, а производство машин только за 1850-е гг. возросло в 16 раз.
Самым важным событием в промышленно-техническом развитии страны данного периода явилось начало строительства железных дорог. Технический переворот на транспорте, начавшийся в 30-40-х годах ХIХ века, проходил успешнее, чем в промышленности, потому что транспорт изначально был сферой наемного труда. Первая железная дорога была проложена в 1837 г. от Петербурга до Царского села, в 1838 г. она была продолжена до Павловска. Поскольку эта дорога не имела никакого экономического значения, появились утверждения, что применительно к громадным пространствам России железнодорожное сообщение бесперспективно. К строительству новых железных дорог приступили лишь в конце 1840-х гг. Первыми экономически значимыми линиями стали Николаевская железная дорога, связавшая СанктПетербург и Москву в 1851 г., и Санкт-Петербург – Варшава, построенная в 1857 г. Обе дороги были построены за казенный счет с привлечением иностранных займов. Общая же протяженность железнодорожных линий в России к 1861 г. составляла около 1,5 тыс. верст (для сравнения, в Англии – 15 тыс. верст). Это отставание негативно сказывалось и на потребностях России в развитии внешних экономических связей. Следствием промышленного переворота стало формирование новых классов: промышленной буржуазии и наемных рабочих – пролетариата.
Первая (купцы-промышленники) складывалась из купцов, разбогатевших на торговле, винных откупах и казенных подрядах и открывших свои фабрики (Солдатенковы, Титовы, Кондрашевы), и «капиталистых» мужиков из государственных или выкупившихся на волю крепостных (Гучковы, Мосоловы, Морозовы). Чаще всего они совмещали торговые функции с промышленным предпринимательством. В середине века численность купечества трех гильдий составляла 180 тыс., а «торгующих крестьян» – 100-110 тыс. Характерно, что большая часть предпринимателей и «торгующих» («капиталистых») крестьян по-прежнему оставалась крепостными. Многие из них уже имели большие капиталы, владели мануфактурами, однако, как и в XVIII в., продолжали платить немалые суммы оброка помещикам, которые не торопились отпускать их на волю, чтобы не лишаться ежегодного дохода, а иные кичились собственными «капиталистыми» крепостными, как дорогой породой лошадей и собак.
Публицист того времени Заболоцкий запечатлел такой факт: «У меня был богатый крестьянин, – говорил нам помещик М., – он захотел откупиться. Мы поторговались и согласились на 16 тыс. рублей, но мужик-каналья перехитрил меня: он оказался после в 200 тыс. Я мог бы взять с него тысяч пятьдесят. Вот сестра моя была умнее: она не иначе отпустила одного из своих крестьян, как взяв с него 30 тыс. рублей, и взяла славно, потому что капитала оказалось только 45 тыс. рублей». Прохоров, в будущем один из крупнейших российских фабрикантов, попросил помещика отпустить его за сравнительно небольшую сумму, которую якобы собрали для него московские купцы.
Через некоторое время Прохоров встретился со своим бывшим господином в Москве, пригласил его в гости в свой роскошно обставленный особняк, показал обширную фабрику. Помещик, как сказано в публикации, «очень сожалел». Неслучайно Рябушинские, Прохоровы, Морозовы и другие фабриканты из крепостных крестьян заняли господствующие позиции в промышленности: чтобы выбиться из крепостных, требовались исключительные способности и энергия. Давление на купеческий капитал оказывала не только правительственная политика, но и государственные чиновники, от которых многое зависело на местах. Так, известный публицист первой половины XIX в. Г.И.Успенский нарисовал безрадостную картину злоупотреблений в отношении купцов: «Закон, начиная будочником и кончая губернатором, постоянно стоял между старомодным купцом в самом угрожающем виде… Купец был дойною коровою всех, кто представлял собою какую-нибудь власть… квартальный, городничий, властный пристав, брандмейстер, судейский крючок, ходатай и т.д. – все это шло к нему в дом, в лавку и брало деньги, ело икру, рыбу, пило водку, постоянно грозилось и требовало благодарности за снисхождение. Старый купец всем платил, всех кормил, чувствуя себя виноватым».
Несмотря на неоднократные попытки властей юридически защитить предпринимателей от произвола местных чиновников (например, в «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г.), их положение менялось весьма слабо. Таким образом, русская буржуазия первых десятилетий XIX в., формируясь в условиях самодержавно-крепостнического государства, страдала от гражданского неравноправия и представляла собой социальный слой, находившийся в сильной зависимости от правительства. Эта зависимость, с одной стороны, вынуждала буржуазные круги надеяться на поддержку их существовавшей властью, а с другой — порождала недовольство правительственной политикой как в области экономической, так и политической жизни.
Понимая прогрессивную роль купечества, правительство стало привлекать его к управлению хозяйством страны, тем более что это была одна из самых лояльных групп населения – купцы не бунтуют. В 1820-х гг. при Министерстве финансов учредили «Мануфактурный совет» «для содействия мануфактурной промышленности» и «Коммерческий совет» для содействия развитию торговли. Предполагалось, что эти советы будут состоять из купцов и промышленников, которые будут давать советы правительственным деятелям в области экономики и участвовать в подготовке правительственных законопроектов в области промышленности и торговли, таможенной политики, в освоении вновь присоединенных территорий, в популяризации новейших технических открытий, в рабочем вопросе и т.п. Однако купцы и промышленники, по выражению чиновников Министерства финансов, «продолжали коснеть и обычае скрывать» от правительства свои мнения и сведения. На первом заседании Мануфактурного совета, например, присутствовало много чиновников, 16 помещиков, один промышленник и один купец.
Купцы, хоть и были лояльны правительству, относились к нему с опаской, ожидая от всякого действия по отношению к ним какого-нибудь подвоха. Таким образом, оба совета оказались громоздкими бюрократическими органами с участием промышленников и торговцев, безынициативными даже в постановке сколько-нибудь важных вопросов торгово-промышленной жизни страны и не оправдали правительственных ожиданий. Что касается наемных рабочих, то этот слой российского общества состоял из лично свободного населения (горожан, казенных крестьян на заработках) и крепостного населения (помещичьих крестьян-отходников). Сохранение крепостной зависимости тормозило процесс дифференциации крестьянства, выделения из его среды предпринимателей и наемных работников, живущих только за счет продажи своей рабочей силы. Новым явлением хозяйственной жизни 20-50-х годов XIX в. стало акционерное дело.
Соединение отдельных частных капиталов в акционерные общества позволяло более энергично вести промышленное и транспортное строительство и одновременно с этим свидетельствовало об укреплении предпринимательского слоя в стране. Первым Акционерным обществом, учрежденным в 1799 г., была Российско-Американская компания. Александр I, став императором, показал пример «монаршего благоволения» РоссийскоАмериканской компании и специальным рескриптом уведомил директорат компании о том, что он вносит 10 тысяч рублей на 20 акций. Одновременно акционерами компании стали его мать Мария Федоровна (четыре акции) и жена Елизавета Алексеевна (четыре акции), а также великий князь Константин Павлович (две акции).
Этим жестом императорская семья дала понять дворянскому и купеческому обществу, что участие в компании является важным государственным делом. Пример Александра I способствовал тому, что в короткие сроки было раскуплено свыше 1000 акций, причем в числе покупателей было немало и первых вельмож государства и знатного купечества. С 1800 по 1830 гг. работало лишь 2 подобные компании, а с 1855 по 1859 гг. – уже 80. Самым крупными обществами были железнодорожные (8 компаний с капиталом в 347 млн руб.), пароходные товарищества (их капитал составлял 41 млн руб.) и страховые (17 млн руб.). Процесс создания акционерных компаний в конце 1850-х годов принял в России ажиотажный характер.
Люди всех званий и состояний, как отмечал крупный финансовый деятель того времени Л. Розенталь, бросились толпами в акционерное предпринимательство. Акционерное учредительство в предреформенные годы, особенно в железнодорожном деле, было тесно связано с международным капиталом. Членами первых российских акционерных обществ являлись преимущественно предприниматели двух столиц и иностранцы. Акционирование осуществлялось главным образом в текстильной промышленности. Английский капитал доминировал в ряде акционерных бумагопрядильных компаниях. Необходимо отметить, что правительство в большой неохотой «помогало» акционированию. 6 декабря 1836 г. правительство Николая I приняло закон «О товариществах по участкам или компаниям по акциям», регламентировавший создание и функционирование акционерных обществ. В данном законе был зафиксирован концессионный (разрешительный) принцип учреждения акционерных компаний, принятый в законодательстве европейских стран. Закон устанавливал исключительно именной тип акций. Уставы акционерных компаний, как и изменения в них, утверждались только самим императором.
В целом закон выражал действенность своего отношения к ним: с одной стороны, оно предоставляло свободу в развитии промышленности, а с другой – стремилось «оградить ее от последствий легкомыслия и необдуманный предприимчивости». Решать эти задачи власти пытались с помощью строгого контроля за организацией и деятельностью акционерных обществ. Активное вмешательство государства в акционерную деятельность объяснялось боязнью развития инициативы, которая могла выйти из-под опеки правительства.
