«Золотое десятилетие» 90-х гг. XIX в. изменило экономику России. Вторая в мире по протяженности железнодорожная сеть, 40% которой были построены в 1890-е гг., втягивала в процесс экономической трансформации огромные территории Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии. В центральных районах империи наблюдались устойчивый рост производства, концентрация и централизация капитала, приводившие к образованию монополий в различных отраслях хозяйства.
Именно в этот период возрастала роль банков и происходило перерождение промышленного капитала в финансовый капитал, постепенно занимавший доминирующее положение в экономике. В 1893 г. начался мощный промышленный подъем, предпосылки которого были заложены в предшествующий период, когда шло бурное строительство железных дорог. Создание современных транспортных артерий в свою очередь способствовало окончательному оформлению внутренних рынков. Еще одной предпосылкой промышленного подъема стало развитие капитализма в деревне.
Разложение крестьянской общины и появление свободной рабочей силы привели к формированию рынка труда, росту товарности земледелия и расширению внутреннего рынка для промышленности. Наконец, немаловажным фактором явилась экономическая и финансовая политика, связанная с именем С.Ю. Витте и его реформаторской деятельностью. С.Ю.Витте разработал общую экономическую программу развития России. Составными частями в нее вошли: денежная реформа, таможенная политика, внешняя торговля, зарубежные займы, промышленное и железнодорожное строительство с привлечением иностранных инвестиций, транспорт и связь, правовое регулирование в сфере экономики, совершенствование системы коммерческого образования, развитие экономических связей со странами Запада и Востока.
В своей деятельности Витте исходил из того, что в России необходимо проводить реформы быстро и спешно, иначе они большей частью не удаются и затормаживаются. Следовало учитывать и то, что против реформ выступала, по его выражению, почти вся мыслящая Россия: «во-первых, по невежеству в этом деле, во-вторых, по привычке и, в-третьих, по личному, хотя и мнимому, интересу некоторых классов населения». Так, противники иностранных инвестиций, в первую очередь помещики, не принимавшие курса на капиталистическое развитие России, и владельцы предприятий тех отраслей, которым больше всего угрожала конкуренция зарубежного капитала, исходя из узкокорыстных интересов, стремились не допустить иностранных предпринимателей в российскую экономику.
Московский биржевой комитет в начале 1899 года принял даже обращение к правительству, в котором говорилось «о вреде русским интересам и опасности, которую представляет дальнейшее расширение проявляющейся деятельности иностранных предприятий в России». В нападках на внешнеэкономический курс Витте участвовали видные русские экономисты Н.А.Павлов, П.В.Оль, С.Ф.Шарапов и др. В 1897 году С.Ф. Шарапов поставил перед царем вопрос не только об отмене программы Витте на привлечение иностранных капиталов, но и о его аресте и предании суду за «обдуманные и сознательные преступления» перед Российской империей. Николай II, поддерживавший политику министра финансов, оставил донос без внимания.
Проведение денежной реформы (введение золотого рубля) поставило Россию в финансовом отношении в один ряд с развитыми европейскими странами, в большинстве из которых к концу XIX в. господствовала система золотого монометаллизма, и позволило создать более благоприятные условия для притока в страну иностранных капиталов (около 3 миллиардов рублей). Строгие правила выпуска банкнот и добросовестное отношение к долговым обязательствам снискали России высокое доверие в финансовом мире, что позволило заключить и внешние займы на выгодных условиях. Привлечение иностранного капитала уменьшило зависимость от внутренних накоплений и позволило увеличить частные накопления для индустриального развития. Общая сумма задолженности Российской империи на 1 января 1914 г. составляла 6018 миллионов рублей.
При этом заграничные займы распределялись следующим образом (в миллионах рублей): государственные долги – 4485; гарантированные правительством займы частных железных дорог – 931; займы городов – 335; закладные листы государственных земельных банков – 267. К началу Первой мировой войны только на выплату процентов по внешнему долгу ежегодно требовалось около 300 миллионов рублей, а вместе с очередными погашениями – почти 400 миллионов рублей, что составляло 13 процентов доходной части российского бюджета. Внешний долг России в начале ХХ века распределялся по странам следующим образом (в процентах).
Доля Франции составляла 63,8; Голландии 11,6; Англии 10,3; Германии 9,4; прочих стран 4,9. Как видим, задолженность России государствам Антанты достигала 74 процентов ее общего внешнего долга. Финансовая зависимость России, таким образом, послужила одной из главных причин ее выступления в войне на стороне Антанты. Таким образом, за ускоренную модернизацию экономики в целом и промышленности, в частности России, пришлось заплатить дорогую цену и не только финансами, но и кровью. Однако больше всего на росте доходов бюджета сказалась введенная при Витте винная монополия. Винную монополию начали вводить с 1894 г., и к концу пребывания Витте на министерском посту она получила распространение на всей территории империи. Доходы казны от винной монополии постоянно росли и к 1913 г. почти в три раза превышали поступления от всех прямых налогов.
Проводившуюся правительством Витте политику по отношению к отечественной промышленности в целом можно назвать протекционистской: она преследовала цель оградить промышленность, равно как и торговлю, от иностранной конкуренции. Этому служили такие традиционные меры, как покровительственный таможенный тариф, выгодные для государства торговые договоры с другими странами и разумные железнодорожные тарифы, способствовавшие бурному промышленному подъему 1890-х гг. После реформы, связанной с именем С.Ю. Витте, Россия встала на новый, более здоровый путь развития и успешно выдержала ряд таких испытаний, как русско-японская война. Однако, несмотря на все искусство Витте в манипулировании кредитами, государственный долг вырос почти в полтора раза – с 4,6 до 6,6 млн руб. Быстрые темпы развития промышленности достигались в основном за счет ущемления интересов сельскохозяйственного производства. При этом С.Ю. Витте рассматривал задачу создания собственной промышленности в качестве не только экономической, но и политической задачи, которая, по его словам, составляла краеугольный камень протекционистской системы.
Естественно, такая позиция встречала сопротивление, прежде всего со стороны сельских товаропроизводителей. В конечном счете протекционистская политика в России сохранялась вплоть до начала Первой мировой войны. Создавая тепличные условия для отечественной промышленности, ограждая ее от конкуренции со стороны иностранной промышленности, эта политика негативно сказывалась на качестве продукции и менталитете российской буржуазии. Русские промышленные товары не выдерживали конкуренции на всех без исключения европейских рынках. В значительной степени сложившееся положение объяснялось тем, что на торговлю со странами Европы отрицательно влияли нерентабельные для российской стороны стоимости железнодорожных перевозок и морского фрахта. Россия не имела возможность производить большинство товаров дешевле, чем промышленность европейских стран или США. В России действовал типичный для той эпохи механизм внешнеторговых операций, включавший в себя элементы стихийного и регулируемого государством объема внешних экономических связей.
Как и ранее, на русскую внешнюю торговлю негативное влияние оказывали отсутствие хорошо организованной рекламы, постоянно действующих выставок товаров и изделий российского производства, слабость коммерческой информации. Отсутствие практики отпуска товаров в кредит, как в оптовой, так и в розничной торговле, что давно практиковалось западноевропейскими компаниями, также сдерживало масштабы русского экспорта. Многие русские коммерсанты не имели постоянных связей с европейскими партнерами. Сведения о европейских рынках они получали отрывочные и случайные, а порой и недостоверные.
Подобные явления в русской внешнеторговой деятельности можно объяснить сформировавшимся менталитетом русских промышленников, приученных на внутреннем рынке к различным государственным субсидиям и льготам, к защите высокими таможенными пошлинами от иностранной конкуренции. Более того, «деятельность» некоторых отечественных экспортеров наносила прямой ущерб торговому престижу России. Ставя свою подпись под коммерческим контрактом, европейский торговец относился к ней как к «святыне», и заграничное купечество было приучено к этому многовековой практикой торгово-экономических связей. Русская же «этика» экспортной торговли в начале ХХ века все еще допускала много того, чего уже давно не позволяли западноевропейские торговые порядки. Например, при отличном качестве лесоматериалов русские лесоторговцы не соблюдали сроки поставок и договорные обязательства по характеру, конфигурации и размерам распиловки леса.
Случаи невыполнения русскими торговыми фирмами договорных обязательств имели место и при экспортных поставках других товаров, что не способствовало высокой репутации международной торговли России. Все это свидетельствовало о том, что далеко не все представители русской торгово-промышленной буржуазии были приспособлены к жесткой конкурентной борьбе на внешнем рынке, где им противостояли профессионально сильные и изощренные торговые дельцы. Очередной этап индустриализации России, развернувшейся с начала 1890-х годов в значительной мере благодаря иностранным инвестициям, характеризовался резким скачком производства, которое увеличилось за десятилетие на 126 процентов, что вдвое превосходило темпы промышленного роста Германии и втрое – Северо-Американских Соединенных Штатов. Наиболее высокими темпами в последнее десятилетие XIX в. развивались металлургия, машиностроение и горнозаводская промышленность. Продукция черной металлургии за 1893-1899 гг. увеличилась более чем в три раза, причем основной ее прирост давали новые, лучше оснащенные металлургические заводы юга. В три раза увеличилось производство и в машиностроении, основной продукцией которого были транспортные средства. Быстрые темпы роста промышленности стимулировали увеличение добычи нефти и угля, а также железнодорожное строительство. Наиболее высоким удельный вес инвестированного капитала был в горной и нефтяной отраслях, металлургии и металлообработке (до трех пятых всех капиталовложений).
Если в 1890 году иностранцам принадлежала треть всех акционерных капиталов в России, то в 1900 году уже около половины. Однако подобное положение не привело к образованию иностранных анклавов в российской промышленности. Приток заграничного капитала в производственную сферу сопровождался процессом его сращивания с отечественным капиталом. Этот процесс происходил при активном участии российских банков, игравших роль посредников иностранных финансовых групп при учреждении ими предприятий в России.
Иностранный капитал большей частью концентрировался в ведущих отраслях российской экономики, и доля иностранных инвестиций в акционерном капитале предприятий отраслей производства средств производства был втрое выше, чем предприятий производивших потребительские товары. Иностранные инвестиции в России различались по своим размерам, организационным формам и сферам приложения. По размеру ввозимого капитала в конце ХIХ века, согласно данным отечественной и зарубежной статистики, наибольший удельный вес имели французские и английские инвестиции. Затем шли германские, бельгийские и американские вложения. В экономику России инвестировали капиталы, правда, в незначительных размерах, также голландские, швейцарские, шведские, датские, австрийские, итальянские, норвежские предприниматели. Основной формой иностранного инвестирования в отечественную промышленность являлась покупка акций акционерных обществ и товариществ на паях. Отраслевая структура иностранных капиталовложений соответствовала технологическому уровню аналогичных отраслей промышленности стран-инвесторов.
Из-за рубежа в основном поставлялось оборудование, однако менее всего инвесторы были готовы приспосабливать свои высокие технологические стандарты к промышленным потребностям России. Участие зарубежного капитала в функционировании российской промышленно-банковской системы не следует, однако, считать актом «захвата» финансового и промышленного рынка России. Почти во всех компаниях, независимо от места их учреждения, обычно принимали участие российские банки, промышленные фирмы или отдельные предприниматели, т.е. акции заграничных компаний, занимавшихся эксплуатацией российских предприятий, должны в той или иной мере находиться в России. К рубежу XIX и начала XX вв. акционерно-паевые предпринимательские структуры (около 1300 ед.) доминировали в отраслях, давших вместе 2/3 всей промышленной продукции. В отраслях, выпускавших оставшуюся 1/3 промышленной продукции господствовало, за небольшими исключениями, единоличное предпринимательство. Они играли ведущую роль, например, в мукомольном производстве, в лесоперерабатывающей промышленности, в винокурении и шерстяной промышленности.
Крупные же единоличные фирмы конкурировали на равных с акционерными и паевыми фирмами практически во всех отраслях российской промышленности. За 50 пореформенных лет размеры акционерного капитала выросли в 42 раза (с 62 млн руб. в 1861 г. до 2610 млн руб. в 1914). О росте акционирования свидетельствовало и увеличение количества акционерных компаний (с 1497 в 1902-1903 гг. до 2208 в 1913-1914 гг.). Однако развитие акционерных обществ не привело к устранению такой важной особенности российской торгово-промышленной жизни, как семейный характер многих предприятий. И фабрики, и торговые фирмы зачастую оставались собственностью той семьи, члены которой создали дело, сами им руководили и передавали его по наследству. В результате 50-летнего пореформенного развития Россия достигла уровня среднеразвитой капиталистической страны, которая уступала ряду стран по показателям производства на душу населения, но по удельному весу в мировой промышленной продукции вышла на пятое место в мире. На ее долю, по подсчетам специалистов, приходилось 2,6 % мировой промышленной продукции.
Доля Франции составляла 6,% Англии – 12,1%, Германии – 15,3 % и США – 38,2%. Хотя общий уровень развития машиностроения в России был относительно более низким, но по сравнению с западными странами все же и в этой области в конце XIX и начале XX века происходят большие изменения. Суммарная продукция российского машиностроения в 1913 году оценивалась в 218,5 млн руб., что было в 14 раз меньше аналогичных показателей США, в 6 – Германии, в 3,5 раза – Англии. Но все же Россия в 1913 году по машиностроению заняла пятое место в мире. Итогом промышленного подъема 1893-1899 гг. явились не только общее увеличение (более чем в два раза) продукции промышленности, но и значительная концентрация производства, которая особенно усилилась в период кризиса 1900-1903 гг., что привело к усилению монополизации в ряде отраслей. В целом акционирование тесно переплеталось с другим явлением, характерным для российского предпринимательства начала XX века – развитием синдикатов.
Синдикат – это низшая форма монополий, он объединяет не производство, а только сбыт продукции. Промышленники создают общую сбытовую организацию, чем ставят рынок под контроль. Первые монополистические объединения простого типа – «синдикаты» (соглашения о ценах, районах и квотах продажи продукции) – возникли еще в 1880-е гг. (например, сахарный синдикат – в 1887 г.), но рост цен во время промышленного бума 1890-х гг. не стимулировал процесс монополизации. Ситуация изменилась с наступлением в 1900 г. экономического кризиса. За три кризисных года закрылись более 3 тыс. промышленных предприятий, на которых были заняты 112 тыс. рабочих, в 5 раз сократилось железнодорожное строительство.
Кризис начался в легкой промышленности, но с наибольшей силой поразил тяжелую металлургию и машиностроение, вызвав в них спад производства на 25-30%. И если в Европе кризис в 1904 г. закончился, то в России он перешел в депрессию, продолжавшуюся до 1909 г. Стремясь предотвратить падение цен, промышленники стали создавать мощные синдикаты: «Продамет», «Кровля» (1902 г.), «Продвагон», «Гвоздь» и «Продуголь» (1904 г.). В 1900-1905 гг. в России действовало более 30 разрешенных правительством синдикатов и большое число тайных, официально не зарегистрированных. В 1910 г. предприятия синдиката «Продамет» выпусками 88% сортового железа и балок, 82% листового и универсального железа. Три предприятия, создавшие синдикат «Продуголь», а также связанные с ними Черемховский и Забайкальский синдикаты обеспечивали 75% добычи угля в России.
Синдикат по производству и сбыту сельскохозяйственных орудий объединял предприятия, выпускавшие в 1913 г. 70% их общего производства. Система синдикатских соглашений в медной промышленности включала предприятия, на которые приходилось 90% производимой в стране меди. Синдикат «Продвагон» объединял компании с 95% общероссийского производства и сбыта вагонов. Особенно интенсивно процесс монополизации проходил в нефтяной промышленности. Здесь преобладали монополии трестового типа, в которых руководящую роль играл иностранный капитал. По подсчетам специалистов, синдикаты охватывали свыше 80 видов производства важнейших продуктов. Общее количество синдикатов общероссийского и регионального значения равнялось примерно 150-200. Однако было бы ошибочным преувеличивать степень господства крупного капитала хотя бы потому, что даже наличие синдикатов не означало ликвидации самостоятельности предприятий, объединившихся в синдикат.
Некоторые исследователи склоняются к тому, что роль монополистического капитала и финансовой олигархии в России в начале XX в. несколько преувеличена. В частности, преувеличивалась роль упоминавшихся синдикатов «Продамет» и «Продуголь» в негативном воздействии на экономику в целом, выражавшемся в неоправданном вздувании цен и сокращении производства и получении, таким образом, повышенных прибылей. Правильнее, считают они, говорить не столько об умышленном создании монополистами чугунного и угольного голода, сколько об умелом использовании ими в своих интересах закономерностей процесса капиталистического производства. Если темпы концентрации прибыли были более высокими у синдикатов, то норма прибыли у независимых предприятий, по крайней мере, в металлургической и угольной промышленности, оставалась более высокой, что обеспечивало их выживание. Это, в частности, означает, что независимые углепромышленные общества не были разорены синдикатом, но постоянно развивали свое производство и увеличивали свои доходы и рентабельность.
К тому же в сотнях и тысячах производств и сферах коммерческой деятельности синдикаты вообще не создавались. За пределами крупных объединений оставались сотни тысяч мелких и средних предприятий, кустарей, мелких торговцев. Рост крупного капитала и в сфере производства, и в форме акционирования, и в виде синдикатов не был препятствием для развития мелкого предпринимательства. Более того, в начале XX века в России начался настоящий предпринимательский бум в сфере малого и среднего бизнеса. Об этом свидетельствовали рост количества предприятий, разнообразие их форм, огромная хозяйственная активность во многих секторах экономики и районах страны. Менее интенсивно проходила монополизация легкой промышленности. В 1910 г. возник синдикат суконных фабрикантов, 1912 г. – синдикат льнопромышленников. В 1912 – 1913 гг. были образованы табачный и спичечный синдикаты.
В пищевой промышленности важнейшее место занимал синдикат сахарозаводчиков. Монополизируется транспорт, главным образом водный. В речном и морском транспорте преобладали не синдикаты, как в промышленности, а тресты. В обрабатывающей промышленности, особенно связанной с переработкой сельскохозяйственного сырья, конкуренцию частным производителям все более составляли разного рода кооперативные объединения. А.В. Чаянов отмечал, что после проведения Великого сибирского железнодорожного пути в районе Курганского, Ишимского и других округов один за другим появились мелкие предприниматели, вскоре покрывшие район небольшими маслодельными заводами. Сибирское маслоделие, созданное мелкими предпринимателями, в течение десятилетия «сняло сливки» с благоприятной конъюнктуры, но натолкнулось на жесткий кризис из-за чрезмерного количества построенных заводов и их ожесточенной конкуренции. Появившиеся кооперативные заводы выделялись качеством своего товара и быстро вытеснили частного предпринимателя из сферы производства масла. Успешно развивались и другие виды кооперации.
Кредитная кооперация своим развитием была всецело обязана деятельности чиновников Государственного банка – инспекторов мелкого кредита. Потребительская кооперация, кооперативы по закупке и сбыту, а также по переработке сельскохозяйственного сырья стали успешно развиваться в ходе столыпинской аграрной реформы. С 1902 по 1917 годы количество потребительских обществ увеличилось с 600 до 20000, кредитных кооперативов с 837 до 16 055, различных сельскохозяйственных обществ со 137 до 6032. На 1 января 1917 года числилось 47187 кооперативов, объединявших в своих рядах от 10 до 20 млн членов. Таким образом, России принадлежало мировое первенство по числу кооперативных организаций, а по объему товарооборота и числу участников она была среди лидирующих стран.
